— Нет, спасибо, — ответил я. — На первый раз с меня хватит.

Завтрак и два признания

Остаток дня прошел за ормованием. Среди прочих я отгадал Нейриха Генге («Не знаю, о чем я тоскую, / Покоя душе моей нет. / Забыть ни на миг не могу я / Преданье далеких лет»), Дамона Ростэна («Дорогу гвардейцам гасконским, / Мы вольного юга сыны, / Мы все под полуденным солнцем / И с солнцем в крови рождены») и Рету Дель Братфиста («Дети очень любят снег, счастливо с ним играют» — ну вы же знаете, мои начитанные друзья: Дель Братфист одержим снегом! [14] ).

На следующее утро завтрак (запеченные книжные черви и чай из корней) мне принесли Гольго, Кип и Данцелот. Пока я ел, они наблюдали за мной внимательно, да что там, почти с нетерпением, и тут мне в голову пришел неожиданный вопрос:

— А вы-то что едите? С тех пор, как я здесь, я не разу не видел, чтобы книжнецы хоть чем-то питались.

Троица смущенно покашляла.

— В чем дело, ребята? К чему эта вечная таинственность? К чему бесконечное покашливанье и хихиканье? Вы что-то от меня скрываете! Или в историях про вас все-таки есть доля истины, и вы просто меня откармливаете, чтобы потом сожрать?

Я сказал это наполовину в шутку, но стоило словам сорваться у меня с языка, они повисли в пещерке явной угрозой.

Кипьярд, Гольго и Данцелот с напряженным вниманием уставились в разные углы.

— Ну же, что вас тут питает?

— Питать, читать; читать, питать, — какая собственно разница? — загадочно ответил Гольго. — Всего лишь махонькая буковка.

— О чем ты говоришь?

— Да скажи же, наконец! — пихнул толстячка локтем в бок Данцелот.

Гольго пристыженно опустил глаза.

— Это довольно неловко, — негромко произнес он. — Но в слухах, какие распускают про наши пищевые привычки охотники, есть доля истины.

— Вы жрете все, что попадается вам на пути? — Я отодвинул миску с червями.

— Нет. Другой слух.

Мне пришлось напрячь память.

— Вы поглощаете книги?

— Вот именно.

— Вы… едите книги?

— Нет. Да. В каком-то смысле. Но не на самом деле. Как бы объяснить… — Гольго с трудом подыскивал слова.

— Мы не едим страницы и корешки, — спас его Кип. — Или едим, но не как книжные черви. Просто дело в том, что мы насыщаемся чтением.

— Как-как?

— Нам довольно неловко, — ответил Гольго, — что духовный процесс чтения вызывает у нас самое банальное пищеварение. Но такова жизнь. Мы питаемся чтением.

— Поверить не могу! — рассмеялся я. — Это очередная ваша шуточка? Верно?

— С чтением мы не шутим, — с серьезной миной отозвался Кип.

— Впервые слышу такую нелепицу, а нелепыми историями я уже сыт по горло. Но как, скажите на милость, такое возможно?

— Сами не знаем, — отозвался Гольго. — Мы же книжнецы, а не ученые. Но поверь мне на слово, дело обстоит именно так. А в моем случае даже слишком наглядно. — С угнетенным видом он сдавил складки у себя на животе.

— А я могу читать, что хочу, и нисколечко не толстею, — сказал Данцелот.

— Ненавижу худышек, которые могут набивать себя чем угодно и не прибавляют при этом ни грамма! — сверкнул на него глазами Гольго. — Вчера он прочел три — три! — толстых барочных романа, и только посмотри на него. Худой, как жердь! А если я себе такое позволю, мне потом приходится неделями читать на диете.

— Разные книги по-разному питательны? — поинтересовался я.

— Конечно, нужно тщательно следить за тем, что читаешь. За романами особенно. Я сижу на строгой диете из лирики. Три стихотворения в день, не больше, — простонал Гольго.

— Сижу на строгой диете из лирики! — передразнил Кип. — Ты только сегодня на нее сел.

— Нам нужны лишь вода и спертый воздух, — объяснил Данцелот. — В остальном нам хватает чтения. И мы пока не определили, в каких книгах больше всего питательных веществ.

— У классиков! — строго одернул его Гольго.

— Необязательно! — возразил Кип. — Я годами сидел на авангардистской лирике горных стрелков и был тогда в наилучшей форме.

— Собственно говоря, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — задумчиво сказал Данцелот. — В катакомбах мы такие единственные, остальные здесь или пожирающие, или пожираемые, или хищники, или добыча. А печатного слова на всех хватает.

— Даже слишком! — простонал Гольго. — Даже слишком!

— Иногда мне кажется, мы единственные, кто действительно извлекает пользу из литературы, — усмехнулся Кипьярд. — Всем остальным книги доставляют только работу. Они их пишут. Редактируют. Издают. Печатают. Продают. Спускают по дешевке. Изучают. Рецензируют. Работа, работа, работа… а вот нам их нужно только читать. Наслаждаться. Проглотить книгу — это мы умеем, как никто другой. Да еще насыщаемся заодно. Нет, я ни с каким писателем местами не поменялся бы.

Глаза Гольго сияли.

— Начинаешь с парочки легких афоризмов, например, Окры да Уйлса. Потом смакуешь сонет, скажем, Рарпертки: у него все — пальчики оближешь. Затем — обезжиренная новелла или несколько коротких рассказов. Потом переходишь к основному блюду: роману, мм… например, Бальоно де Закера. Ну, сам понимаешь, поистине солидный том на три тысячи страниц, да еще с изысканными примечаниями! А после, на десерт…

— Хватит, возьми себя в руки! — воскликнул Данцелот. — Только сегодня утром сел на диету, а у тебя уже нервы сдают.

Гольго умолк. Из уголка рта у него сочилась слюна.

Меня же одолевало любопытство:

— А два раза одну и ту же книгу можно…

— Когда полностью ее переваришь.

— Что вкуснее? Лирика или проза?

— Вопрос вкуса.

— Есть трудноперевариваемая литература?

— От романов ужасов бывают кошмары. Тривиальная литература, конечно, насыщает, но не надолго, но говорят, приключенческие романы вредны для нервов.

— Те писатели, у которых словарный запас больше, насыщают лучше?

— Однозначно.

— А как насчет публицистики? Эссе?

— Неплохи, но не часто.

— Поваренные книги?

— Смеешься?

— А разгромные рецензии?

— Оставляют плохое послевкусие.

Я мог бы спрашивать еще очень долго, но книжнецы решили, что пора идти. Ормование сегодня начнется утром, что меня, честно говоря, устраивало, так как игра в отгадки уже приелась, и мне хотелось поскорей с ней покончить.

По пути в Кожаный грот я вспомнил кое-что, — мне пришло это в голову вчера перед сном. Я не решался заговорить об этом с Гольго, но все-таки собрался с духом.

— Скажи, Гольго… я тут кое о чем думал…

— Гм? — поднял бровь Гольго.

— Это касается вашей способности к телепортации. А нельзя как-нибудь телепортировать меня на поверхность, в Книгород?

— Э… нет. Невозможно.

— Но почему? Оттого, что наверху вам нечем дышать?

— Да, — несколько неуверенно отозвался Гольго. — Помимо всего прочего.

— А если вы перенесете меня куда-нибудь поближе к выходу? Куда-нибудь, где вам еще ничего не мешает?

— Ээээ… — беспомощно протянул Гольго.

— Надо ему сказать, — вмешался Данцелот. — Раз уж мы начали, нужно идти до конца.

— Верно, — согласился Кип. — Что ты все мнешься? Скажи же!

— Ладно, — неохотно ответил Гольго. — Видишь ли, дело в том, что мы тебя немного обманули. Мы не умеем переносить предметы силой мысли.

— Не умеете?

— Нет. К сожалению.

— А как же я тогда попал в Кожаный грот?

— Как и все остальные. Пешком.

Это хотя бы объясняло усталость. После телепортации ноги у меня болели словно после многодневного перехода.

— А почему я тогда не помню, как попал сюда?

— Потому что мы тебя загипнотизировали. Это все, что мы умеем. Но делаем это первоклассно.

— Вы умеете гипнотизировать?

— Еще как! Мы истинные виртуозы.

— Самые лучшие, — вставил Данцелот.

Кипьярд уставился на меня широко открытым глазом.

— Смотри мне в глаз… смотри мне в глаз… — зашептал он.