— Я что, действительно съел книгу? — спросил я однажды Гольго, когда мы стояли перед книжной машиной и наблюдали за блуждающими полками. — Тогда, под гипнозом?
— Переплетом ты пренебрег, — усмехнулся Гольго. — Но настоящие личинки книжного червя тоже так поступают. С точки зрения биологии, ты изобразил все очень точно.
Это проясняло вопрос, который мучил меня последнее время. Зато мне пришел в голову другой.
— А откуда, собственно, берутся книжнецы?
Гольго насторожился.
— Мы и сами доподлинно не знаем. Можно только предположить, что мы вырастаем в книгах — как птенцы в яйцах. В древних, хрупких книгах с неразборчивыми рунами, которые спят глубоко в катакомбах. Однажды какая-нибудь книга раскалывается как скорлупа, и из нее выползает совсем маленький, не больше саламандры, книжнец. А потом ищет себе дорогу в Кожаный грот. Наверное, им руководит инстинкт.
— Ты в это веришь?
— Каждый год сюда приходят несколько новых книжнецов. Или мы находим их поблизости. Они совсем еще крохи, не умеют говорить, и памяти у них тоже нет. Первым делом мы даем им поесть книг. Ты же знаешь, читаем мы автоматически, судя по всему, это у нас врожденное. И не успеешь оглянуться, они уже умеют говорить. Поэтому община книжнецов все растет. Очень медленно, но растет. Ха, смотри-ка: сейчас эта полка уедет назад и исчезнет в недрах машины. Спорим?
Вскоре в нутре ржавой машины зацокало и защелкало, и произошло именно так, как предсказывал Гольго. С довольной усмешкой он сделал какую-то пометку в своей таблице.
— Но что если вы появляетесь откуда-то еще… — протянул я. — Или… вы, правда, не знаете?
— Ну да, возможно, мы зарождаемся на вонючих свалках Негорода или из реторт злобных букваримиков. Но версия с разламывающимися старыми книгами самая красивая.
К тому времени я уже научился не подвергать сомнению ни псевдонаучные теории Гольго, которыми он умел объяснить все на свете, ни унаследованную от Фентвега чрезмерную веру в Орм — это лишь приводило к спорам, в которых он без конца наставительно цитировал свой труд «Учение о минеральных красках». Мысль о том, что книжнецы выползают из книжек, и мне показалось симпатичным объяснением, поэтому я удовольствовался им. Могу вас заверить, милые друзья, что о жизни книжнецов я узнал еще много любопытного, но рассказ обо всех мелочах превратит мое повествование в неподъемный том. Впрочем, я предполагаю изложить эти сведения в следующей книге. [17]
Если же я (а с недавних пор это случалось довольно часто), впадал в меланхолию или тосковал по дому, то просил книжнецов меня загипнотизировать. Заговорил об этом однажды Данцелот Два.
— Скучаешь по миру наверху, верно?
Начать первым я бы не решился. Книжнецы так трогательно обо мне заботились, что просто невозможно было заговорить о моей тоске, чтобы не показаться неблагодарным. И я испытал лишь облегчение, когда Данцелот сам поднял эту тему.
— Конечно, скучаю. Я почти научился про него забывать, но в последнее время это дается почему-то все труднее.
— Ты же знаешь, что мы не можем отвести тебя наверх.
— Да, но Гольго как-то сказал, у вас есть связи среди других обитателей лабиринта.
— И то верно. Мы ведем дела с полукарлами и штольными троллями. Но они скользкий народ. Они годятся, чтобы за плату добывать с поверхности кое-какие предметы. Но кто знает, что случится, если мы доверим им тебя? Они могут выдать тебя охотникам или еще чего похуже.
— А карты? Я видел несколько в Кожаном гроте. На них показаны пути через лабиринт.
— Конечно, мы можем снабдить тебя картами. Но лабиринт постоянно меняется. Одна обрушившаяся штольня — и от карт уже нет никакого прока. А карт, которые бы показывали, где подстерегают опасности, вообще не существует. Уж поверь мне на слово, ни одного мало-мальски надежного пути наверх нет.
— То есть, если я хочу выжить, то должен навсегда остаться у вас?
Вздохнув, Данцелот печально уставился себе под ноги.
— Я знал, что рано или поздно этот момент настанет. Из чистого эгоизма хотелось бы утверждать, что именно так и никакой надежды нет, но…
— Но что?
— Есть как будто одна возможность.
— Есть? — Я навострил уши.
— На самом деле есть еще несколько тайн, которые мы даже тебе не открыли.
— Да?
— Я мог бы тебя познакомить кое с кем, кто разбирается в лабиринте еще лучше, чем мы.
— Смеешься?
— Хочешь познакомиться с Канифолием Дождесветом? — спросил Данцелот Два. — Величайшим героем Книгорода?
Величайший герой Книгорода
Данцелот Два повел меня в ту часть владений книжнецов, куда я до сих пор еще не забирался. Здесь было лишь множество маленьких пещерок и никаких общих помещений. Но он решительно шагал все дальше и дальше, даже когда мы миновали совсем уже не жилые помещения, пустые норки для будущих книжнецов. Никого, кроме нас, тут не было.
— Ты правда ведешь меня к Канифолию Дождесвету? — спросил я. — Или ты просто имел в виду того книжнеца, который выучил наизусть его произведения?
— Мы нашли его пару лет назад, — семеня впереди, отозвался Данцелот Два. — Глубоко на нижних уровнях лабиринта. В поединке Ронг-Конг Кома тяжело ранил Канифолия, он был едва жив. Мы принесли его сюда и выходили. Он снова набрался сил… м-да, до некоторой степени. Но, по сути, от той схватки так и не оправился. У нас он написал свою вторую книгу, а мы многому у него научились, и он у нас кое-чему. Он давал нам советы, где найти особо редкие книги для Кожаного грота, а мы рассказали ему все, что знаем про катакомбы. В последнее время ему все хуже, и мы долго совещались, приводить тебя к нему или нет. С одной стороны, нам не хотелось подвергать его опасности: ведь все считают его умершим, и это самая лучшая для него защита. С другой, он единственный, кто действительно в силах тебе помочь. А потом он стал так быстро слабеть, что с его согласия мы, наконец, решили… Ха, мы уже пришли.
Данцелот Два остановился перед входом в пещеру, который закрывал занавес из тяжелых цепочек.
— Мне нужно назад в Кожаный грот, — прошептал он. — Покормить живые книги. У Канифолия сейчас Гольго, он вас познакомит.
С этими словами Данцелот Два поспешил прочь, а я развел бренчащий занавес.
Помещение было гораздо больше обычной жилой пещеры и освещено десятками свечей. По стенам тянулись книжные полки, на которых стояли богато переплетенные книги с золотыми и серебряными обложками, украшенными алмазами, рубинами и сапфирами.
На просторном ложе из дюжины наваленных шкур лежал под толстым темным одеялом, из-под которого виднелись только голова и руки, псович. Рядом на табурете сидел с озабоченным видом Гольго. Когда я подошел ближе и в неверном свете свечи разглядел лицо Канифолия, я содрогнулся, но постарался скрыть испуг.
Псович был при смерти. И без объяснений понятно: я попал в последний приют умирающего, и все присутствующие это сознавали.
— Не думал такое увидеть, а? — ломким голосом спросил Дождесвет. — Ждал сорвиголову в самом расцвете сил, верно? Ну, в своей книге я этот образ долго выстраивал. Величайший герой Книгорода! Помучился я над этим оборотом!
Он тихонько рассмеялся.
— Меня зовут… — начал я.
— Знаю, Хильдегунст Мифорез. Книжнецы мне про тебя рассказывали. Ты из Драконгора. Фистомефель Смайк одолел тебя при помощи ядовитой книги — в точности, как меня. Нужно беречь время, чтобы успеть поговорить о главном. А ведь времени-то у меня как раз меньше всего.
— Что случилось? — спросил я. — Как Смайк сумел изгнать в катакомбы тебя? Ты же лучше всех в них разбираешься!
Дождесвет чуть приподнялся, чтобы сесть прямее на подушках.
— Ядовитой книгой он меня лишь одурманил, чтобы утащить в катакомбы. Об остальном должны были позаботиться охотники за книгами. Что они и сделали. Но не преуспели в этом. Я все глубже убегал в катакомбы, и последовать за мной решил лишь Ронг-Конг Кома. И я принял бой — к сожалению, слишком рано, еще не оправившись от действия яда. Я был слишком слаб, чтобы с ним покончить. Это был самый долгий наш поединок. На деле не победил никто, ведь должен сказать, что и Ронг-Конг уполз основательно потрепанный. — Тут Дождесвет улыбнулся. — Если бы меня не нашли мои маленькие друзья, я, без сомнения, умер бы. Они дали мне возможность написать здесь вторую книгу. Я спустился в катакомбы, чтобы разыскать Тень-Короля, и сам стал похожим на него. Живой легендой. Призраком.